---

Prof. dr hab. Robert Traba

Instytut Studiów Politycznych Polskiej Akademii Nauk

ul. Polna 18/20

Pl 00-625 Warszawa

—

Prof. em. Dr. Dr. h.c. Michael G. Müller

Institut für wissenschaft Institut für Geschichte der Martin-Luther-der Polnischen Akademie der Universität Halle-Wittenberg-Wissenschaften

Emil-Abderhalden-Straße 26-27

D-06108 Halle (Saale)

---

Historycy Zagłady w dwojaki sposób odpowiadają na pytanie o plany nazistów wobec Żydów europejskich przed wybuchem II wojny światowej. Pierwsza szkoła uważa, że od momentu zdobycia władzy w 1933 r. Adolf Hitler dążył do eksterminacji Żydów. Druga podkreśla, że plany Hitlera się zmieniały i w decydujący sposób wpłynęła na nie sytuacja wojenna.

Po przejęciu władzy w Niemczech naziści rozpoczęli działania represyjne wobec społeczności żydowskiej. Polegały one na wykluczeniu ich z niemieckiej wspólnoty narodowej, głównie za pomocą antyżydowskich regulacji prawnych. Żydów usuwano m.in. ze służby państwowej i szkolnictwa. Po wejściu w życie w 1935 r. tzw. ustaw norymberskich dyskryminacja przybrała na sile. Zdefiniowano wówczas kto jest Żydem, czyli osoba posiadająca trzech żydowskich dziadków. Zabroniono mieszanych małżeństw, służby w urzędach państwowych i wojsku. Zaczęto wypychać ich z kolejnych obszarów życia, a ich mienie przejmowało państwo. Jeszcze brutalniejszą formę przybrała polityka nazistów wobec Żydów po przyłączeniu do Rzeszy w 1938 r. Austrii.

W wyniku agresji niemieckiej we wrześniu 1939 r. Niemcy zajęli niemal połowę przedwojennej Polski. Część tego obszaru włączono do Rzeszy, a z pozostałych utworzono Generalne Gubernatorstwo. Zakładano, że Żydzi zostaną z tych ziem usunięci. Okazało się to jednak niemożliwe. Dlatego zaczęto ich izolować od reszty polskiego społeczeństwa. Byli zmuszeni chociażby do noszenia opasek z gwiazdą Dawida. Proces eksterminacji Żydów na ziemiach polskich składał się z kilku faz. Pierwszą z nich była gettoizacja. Pierwsze getto powstało jesienią 1939 r. w Piotrkowie Trybunalskim, a największe na terenach wcielonych do Rzeszy łódzkie w lutym 1940 r.

Naziści zarządzali gettami poprzez rady żydowskie (Judenraty) – całkowicie od nich zależne. Wokół ich funkcjonowania narosło wiele mitów. Jednoznaczna ocena działań rad nie jest możliwa. Ich członkowie, niekiedy wybierani pod przymusem, musieli wykonywać polecenia władz okupacyjnych. Judenraty znajdowały się między młotem a kowadłem. Musiały się stosować do zarządzeń władz okupacyjnych, a jednocześnie próbowały pomagać społeczności żydowskiej zamkniętej w gettach. Oprócz Judenratów jesienią 1940 r. Niemcy powołali do życia policję żydowską (Żydowską Służbę Porządkową). Patrolowała ona ulice, pełniła wartę przy bramach wejściowych, zwalczała nielegalny handel, a także przeprowadzała łapanki do obozów pracy, natomiast w okresie likwidacji gett wyłapywała ukrywające się osoby. Mimo że policjantów nie wynagradzano, z pracą w policji żydowskiej wiązały się rozmaite przywileje.

Zapraszamy na rozmowę z profesorem Polskiej Akademii Nauk Dariuszem Libionką, historykiem stosunków polsko-żydowskich i Zagłady.

Korekta językowa: Beata Bińko

Brygadę Świętokrzyską sformowano 11 sierpnia 1944 r. na Kielecczyźnie. W jej skład weszły oddziały Narodowych Sił Zbrojnych – Związku Jaszczurczego (NSZ-ZJ), które nie zaakceptowały umowy scaleniowej z Armią Krajową i nie podporządkowały się strukturom Polskiego Państwa Podziemnego. Była najliczniejszą jednostką partyzancką NSZ. Pierwotnie liczyła około 850 partyzantów.

Już w czasie okupacji Brygada nie cieszyła się dobrą opinią wśród innych organizacji konspiracyjnych. Na kontaktach z AK cieniem kładło się nieakceptowanie umowy scaleniowej z marca 1944 r. Między obu organizacjami dochodziło do wielu nieporozumień i spięć. Dowództwo Brygady nie popierało walki AK z Niemcami w obliczu wkraczającej Armii Czerwonej. Przedstawiciele AK zarzucali Brygadzie kolaborację z Niemcami. Od działalności jednostki NSZ-ZJ odcinała się nawet część NSZ scalona z AK. Nie mniej krytyczni wobec Brygady byli ludowcy, gdyż jej partyzanci rozbrajali oddziały Batalionów Chłopskich i dokonywali rekwizycji w wioskach sprzyjających partyzantce chłopskiej. Kontakty NSZ-ZJ z Niemcami nazywali zdradą. Nacjonalistyczni partyzanci atakowali oddziały Armii Ludowej, partyzantki sowieckiej i zabijali ukrywających się Żydów.

W styczniu 1945 r., gdy ruszyła ofensywa Armii Czerwonej, Brygada na mocy uzgodnień zawartych z Niemcami wycofała się na ziemie czeskie. Wcześniej, w 1944 r., dochodziło do sporadycznych walk partyzantów NSZ z Niemcami. Przy Brygadzie był afiliowany oficer łącznikowy – funkcjonariusz Gestapo. Po wymarszu do Czech Niemcy dozbroili Brygadę, zaopatrywali ją w żywność i szkolili na poligonie Wehrmachtu. Dowództwo niemieckie planowało wykorzystać jej partyzantów do działań dywersyjnych na tyłach Armii Czerwonej. Przeszkolono kilka grup, które między lutym a kwietniem 1945 r. przerzucono za linię frontu. Trzy dni przed kapitulacją III Rzeszy, 5 maja 1945 r., członkowie Brygady Świętokrzyskiej wyzwolili kobiecy obóz pod Holiszowem. Po wojnie Amerykanie skierowali ich do służby wartowniczej. Powodem była niezgoda dowództwa Polskich Sił Zbrojnych na Zachodzie na uznanie ich za żołnierzy Wojska Polskiego i włączenie w szeregi II Korpusu gen. Władysława Andersa. W końcu lat osiemdziesiątych prezydent Rzeczypospolitej Polskiej na uchodźstwie Kazimierz Sabbat oświadczył, że członkowie Brygady dobrze służyli polskiej sprawie, nie nadał im jednak uprawnień kombatanckich.

Temat Brygady Świętokrzyskiej mocno dzieli nie tylko opinię publiczną, ale i środowisko historyków. Jej apologeci nazywają ją jedną z największych jednostek partyzanckich i nie traktują współpracy z Niemcami w kategoriach kolaboracji. W tym samym duchu wypowiadają się o niej wysocy urzędnicy państwowi odpowiedzialni za politykę historyczną, a związani z obozem Zjednoczonej Prawicy. O kontrowersjach związanych z Brygadą Świętokrzyską opowiada profesor Rafał Wnuk, historyk wojennej i powojennej konspiracji.

WOJCIECH WRZOSEK

Wycinanki (57)

W zasadzie możemy zaufać szwedzkiemu podróżnikowi i odkrywcy, gdy donosi o kilkunastu czasownikach na oznaczenie ruchów głowy aligatora w dyspozycji plemienia Cunas. Ten aspekt istnienia gadów nie znajduje się w pogotowiu poznawczym ówczesnych i bodaj współczesnych badaczy[1].

Domyślam się, że nasz nieodżałowany podróżnik i odkrywca, jak i nieodżałowany eseista Paul Valéry zakładali dla Cunas nowożytny horyzont kulturowy. Być może dlatego, że mieli zamiar nam o liściach z Cunas zakomunikować? Nie trzeba chyba dodawać, że Nordenskjöld bez pomocy miejscowych, bytując z nimi, nie dopracowałby się sam tego odkrycia. Tego typu wiedza o „gestykulacji i mimice” aligatora nie pochodzi z bezpośredniej percepcji zmysłowej. W pogotowiu poznawczym Szweda nie pojawiłoby się zadanie rejestracji i interpretacji ruchów głowy zwierzęcia. Zarejestrował natomiast osobliwości języka miejscowych. W nim odnalazł owe stany liści.

Tak jak możemy rozważyć wspólnotową percepcję Cunas, tak nie możemy dotrzeć do językowych świadectw percepcji człowieka paleolitu. Śmiałą, godzącą w nasz zdrowy rozsądek tezę zgłasza filozofka kultury Anna Pałubicka[2]:

Jeśli w danej kulturze nie ma słów i pojęć nazywających dany stan rzeczy i nieznane są sposoby posługiwania się słowami i stanami rzeczy, to owe stany rzeczy nie mają kulturowo-realnego istnienia w danej kulturze. W odniesieniu do kamieni i gór stwierdzę, że jeśli w danej kulturze nie używa się pojęcia kamienia czy góry (nie istnieją odpowiednie słowa je nazywające) oraz podmioty ludzkie do niczego nie używają tych tworów natury (chociaż trudno wyobrazić sobie taką kulturę otoczoną górami), to one dla nich nie mają kulturowo-realnego istnienia, które tu rozważam.

Zwróćmy uwagę – kontynuuje Pałubicka – np. na węgiel w kulturze paleolitu i późniejszych epokach na Śląsku. Nie używano w tej epoce węgla kamiennego i chyba nie operowano pojęciem węgla kamiennego […], więc nie było potrzeby nadawania mu kulturowo-obiektywnego istnienia, aczkolwiek wiemy dziś, że „pod stopami” tych plemion znajdowały się złoża tego minerału. Dla ludzi paleolitu węgiel nie istniał podmiotowo, w sposób kulturowo-obiektywny, a dla nas współczesnych jego realne istnienie na Śląsku nie podlega dyskusji[3].

Podobnie, olej skalny, czarne złoto, ropa naftowa to tylko trzy historyczne nazwy na – jakby powiedział zagorzały prezentysta/obiektywista – mieszaninę węglowodorów w stanie ciekłym, stałym i gazowym występującą w stanie naturalnym. Przypisywanie współczesnego, choćby potocznego, znaczenia terminu „ropa naftowa” ropie naftowej sprzed stu kilkudziesięciu z czasów lampy naftowej Łukasiewicza jest interpretacją aktualizującą. Z kolei analogicznie tłumaczenie terminu „olej skalny” na określenie „mieszanina węglowodorów” lub „ropa naftowa” jest już skrajnym prezentyzmem, który dla dyskursu historycznego jest przy okazji radykalnym ahistoryzmem. Wedle mojego rozumienia, lampa Łukasiewicza jest bliższa swym kulturowym przodkom jak olej skalny niż petrochemicznemu znaczeniu dzisiejszej ropy naftowej[4].

---

[1] To domniemanie jest o tyle ryzykowne, o ile nie zbadałem przecież, czy praktyki Cunas nie wniosły swoich intuicji do badań ówczesnych i współczesnych zoologów.

[2] Od razu zaznaczę, że zgodnie ze słynną deklaracją Alberta Einsteina „jeśli nie grzeszyć przeciw zdrowemu rozsądkowi, do niczego dojść niepodobna” oraz znakomitym ujęciem zagadnienia przez Ernesta Nagla traktuję kategorię zdrowego rozsądku jako potoczne myślenie praktyczne, neutralne aksjologicznie, opisowe, jeśli to możliwe. E. Nagel, Wprowadzenie: Nauka i zdrowy rozsądek, w: tegoż, Struktura nauki. Zagadnienie logiki wyjaśnień naukowych, tłum. J. Giedymin, B. Rassalski, H. Eilstein, Warszawa 1970, s. 11–22.

[3] A. Pałubicka, Narzędzie i rzecz w interpretacji kulturoznawczej, w: Heidegger w kontekstach, red. N. Leśniewski, Bydgoszcz 2007, s. 123.

[4] Historycznie rzecz biorąc, ścieżka olej skalny/ropa naftowa symbolicznie realizuje się w działalności Ignacego Łukasiewicza. Jako farmaceuta pracował nad zastosowaniami oleju skalnego do celów leczniczych. Frakcjonowanie ropy naftowej to kontynuacja tradycji farmaceutycznych oraz praktykowania oleju skalnego jako palnej mazi do sporządzania pochodni. Oświetlania pomieszczeń, pochodów… Z jednej strony spalanie nafty jako źródło oświetlenia (lampa Łukasiewicza jako oświetlenie dla nocnej operacji chirurgicznej we Lwowie (31 sierpnia 1853 r. w szpitalu Łyczakowskim) i oświetlenie witryn apteki, z drugiej uzyskanie frakcji nafty jest powodem, aby akt skonstruowania tzw. lampy naftowej był zarówno ariergardą oleju skalnego jako źródła światła, jak i awangardą przemysłu petrochemicznego.

---

Korekta językowa: Beata Bińko

Роман Романцов

Люблинская уния спустя 450 лет – память, нарративы и забвение

Люблинская уния 1569 года и создание нового государства в Центрально-Восточной Европе.

В результате унии между Королевством Польши и Великим Княжеством Литовским было создано новое государство – Речь Посполитая, которое в последующие 200 лет стало самым большим по площади государством в Центральной и Восточной Европе. Одной из главных причин объединения Великого Княжества Литовского с Королевством Польши был поиск союзника в противостоянии с Московским Царством. Ливонская война 1558–1583 гг., в которой в разный период участвовали Польша, Литва, Дания, Швеция и Московское Царство обусловила дальнейшие интеграционные процессы между Великим Княжеством Литовским и Польским Королевством. Военные действия московских войск в Ливонии вынудили Литву искать поддержку в соседней Польше. В 1569 году в городе Люблин Великое Княжество Литовское и Польское Королевство объединились в новое государственное образование – Речь Посполитую, которая просуществовала более 200 лет – до 1795 года. Политическое устройство Речи Посполитой представляло собой шляхетскую демократию: в государстве правил единый монарх. После смерти Сигизмунда II Августа в 1572 году, монарх избирался шляхтой. В Речи Посполитой именно шляхта являлась той социальной группой, которая оказывала влияние на политическую жизнь государства. При этом в Речи Посполитой не было единого литовско-польского войска и общей казны. В результате подписания Люблинской унии в Центральной и Восточной Европе было создано государственное образование, отличающееся широким культурным, религиозным и этническим разнообразием. В новом государстве в сфере элит происходило формирование различных идентичностей – региональной, местной и социальной (Sulima-Kamiński 2000, s. 10-11; Снайдэр 2014, s. 17). В будущем, с развитием национальных идей, социальные группы меняли свои названия. В государстве сосуществовали как минимум шесть религиозных общностей: православные, католики, после 1596 года – униаты (греко-католики), иудеи, протестанты и небольшие группы мусульман. Население, исповедующее католицизм, говорило в большинстве на польском языке. В северных регионах государства преобладал литовский язык. Большинство православных говорили на языке (Ruthenian language), который позже получил два названия – старобелорусский и староукраинский. В городах – как больших, так и маленьких – проживали евреи и караимы, большинство из которых исповедовало иудаизм. Небольшие группы армян и немцев дополняли мозаику разнообразия социальных групп.

В своем эссе я постараюсь дать ответ на два главных
вопроса. Какое место занимает мемориализация Люблинской унии в четырех странах
– Польше, Литве, Украине и Беларуси в современный исторический период? Станет
ли память о Люблинской унии интеграционным проектом для стран
Центрально-Восточной Европы?

Память о Люблинской унии в Польше – от проекта национализации до идей федерализма?

Главным местом памяти о событиях 1569 года стал город Люблин. Первым, кто выразил желание увековечить Люблинскую унию, стал польский король Сигизмунд II Август (1520-1572), который был одним из непосредственных участников событий 1569 года. По его инициативе в центре Люблина в том же году был воздвигнут обелиск высотой 12 локтей. Внизу на монументе образы Литвы и Польши представлены в виде скульптур, изображающих королеву Ядвиги и короля Ягайло, что символизирует своеобразную интеграцию двух политических субъектов с момента подписания Кревской унии 1385 года.

В результате раздела Польши в 1795 году Речь
Посполитая перестала существовать. Государство было разделено между Австрией,
Пруссией и Россией. В том же году Люблин был включен в состав Австрийской
империи и стал одним из 12 центров – Новой Галиции. В 1809 г. Люблин и часть
окрестных территорий были присоединены к зависимому от Французской империи
Наполеона Варшавскому герцогству. После поражения Наполеона в войне, по итогам
Венского конгресса, Люблин в 1815 году оказался в составе Царства Польского,
которое было составной частью Российской Империи.

В 1819 году местные власти Люблина, поддерживая
изменения городского пространства Люблина – постройку площади для солдатской
муштры, снесли памятник. Благодаря стараниям видного общественного и научного
деятеля Станислава Сташица (Getka-Kenig, s. 157-170) и согласию императора
Александра I, в 1826 году в Люблине в том же месте был установлен новый
монумент. Инициируя восстановление памятника Люблинской унии, Станислав Сташиц
стал первопроходцем в Российской империи увековечивания в публичном
пространстве идеи федерации Центрально-Восточной Европы. Александр I, который
реализовал либеральную политику в отношении Польши, поддержал просьбу Сташица и
дал разрешение на установку памятника, стараясь, подтвердить тем самым свой
статус как царя (или короля?) Польши. Со своей стороны, Станислав Сташиц и
симпатизирующий такому проекту генерал Юзеф Зайончек, осуществляя проект
восстановления памятника Люблинской унии, в символический способ ввели в публичное
пространство память о польской государственности.

Автором концепции люблинского памятника был польский
историк литературы Феликс Бентковский, а архитектором – Павел Малински.
Памятник представлял собой высокий обелиск, внизу которого планировалось установить
барельефы Ядвиги и Ягайло, образ сеймов в Городло и в Люблине. В результате на
обелиске оказались только позолоченные фигуры двух женщин, которые
символизировали соответственно Польшу и Литву. Образы трех субъектов Руси,
Литвы и Польши были использованы во время январского восстания 1863-1864 гг. в
Царстве Польском против Российской Империи. На гербе восставших были изображены
орел, символизирующий Польшу, Погоня – Литву и архангел Михаил – Русь, причем
три символа объединяла корона Польши.

Таким образом, домодерный (early modern) проект польско-литовской
государственности был мемориализирован в рамках российского, но уже модерного
имперского проекта. Примечательно, что памятник Люблинской унии в Люблине
просуществовал и во время царствования Николая I, который не всегда терпимо
относился к проявлению польских и литовских патриотических волеизъявлений и
мемориализации польских исторических героев и событий.

Фото 1. Памятник Люблинской унии в Люблине.

Источник: Архив автора.

Фото 2. Барельеф на колонне.

Источник: Архив автора

Фото 3. Герб январского восстания 1863-1864 гг.

Источник:https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Coat_of_arms_of_the_January_Uprising.svg

Память о Люблинской унии популяризировалась не только в Российской, но и
в Австрийской империи. Так, в столице провинции Королевства Галиции и
Лодомерии, своеобразном Пьемонте польского, украинского и еврейского
«национального возрождения» – во Львове в 1869 году в одном из живописнейших
мест центра города был заложен камень и сделана засыпка кургана в память о 300‑летнем событии – подписании
Люблинской унии. Инициатором сооружения этого места памяти был польский и
одновременно львовский общественный деятель Францишек Смолка. Курган Люблинской
унии был насыпан из земли, привезенной из разных регионов Польши. На камне,
который послужил основой возведенного кургана, была выгравирована надпись Вольные
с вольными, равные с равными – Польша, Литва и Русь, объединенные Люблинской
унией 11 августа 1569 года. Памятник, благодаря прекрасному виду на старую
часть Львова, привлекал сюда большое количество отдыхающих. Курган стал местом
памяти, который символизировал домодерную (early modern) идею федерации народов в
общественном пространстве города, как противовес развитию дальнейших имперских
проектов Австрийского государства во Львове. Своеобразный памятник Люблинской
унии во Львове был создан благодаря народной инициативе, а не указаниям австрийских
властей (Прокопович, s. 9-18).

В том же 1869 году в Кракове польский художник Ян
Матейко закончил создание картины в память о Люблинской унии. На монументальном
полотне художник изобразил момент принятия акта унии с участием главных
исторических фигур того времени – представителей власти и шляхтичей из
Королевства Польского и Великого Княжества Литовского. Примечательно, что с
идеей покупки картины выступили местные власти Львова, разместив произведение
искусства в здании Галицкого краевого сейма. Картина во время немецкой
оккупации Второй мировой войны находилась во Львове в Музее Любомирских
(Zętar).

Фото 4. Курган Люблинской унии во Львове. Фото 30-х
годов XX века.

Источник: Автор: Stako, CC BY-SA 3.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=2880427.

Картина Яна Матейко «Люблинская уния» 1869 года.

Источник:https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Lublin_Union_1569.PNG#/media/Файл:Lublin_Union_1569.PNG

Своеобразным местом памяти о Люблинской унии являются
Часовня Святой Троицы и монастырь доминиканцев в Люблине. Именно часовня стала
местом, связанным с подписанием унии. Внутренние фрески и росписи часовни 15
века были выполнены в византийском стиле мастерами предположительно из
Киевщины. Стоит отметить, что инициатором создания такого уникального стиля
часовни был еще король Владислав Ягайло. Художники и мастера росписей
увековечили в часовне два образа Ягайло. На первом король изображен в окружении
святых, на втором – верхом на победоносном коне. Примечательно, что религиозные
обряды, связанные с подписанием Люблинской унии, происходили именно в часовне
Святой Троицы, где символически подчеркнуто присутствие культуры Руси в создании
польско-литовского государства.

Монастырь доминиканцев в Люблине является одним из
мест, которое также связано с подписанием унии. Скульптурная композиция над
аркой, ведущей во дворик монастыря, особым образом хранит память об унии. Образ
двух юных близнецов, которые держатся за протянутые друг другу руки,
символизирует союз Польши и Литвы.

Фото 5. Барельеф в дворике монастыря доминиканцев в
Люблине.

Источник: Архив автора.

В современной Польше память о Люблинской унии
присутствует в городском пространстве главным образом в названии улиц и
площадей. При этом улицы, носящие имя Люблинской унии, есть больших и маленьких
городах –  Познань, Жешув, Лодзь,
Быдгощ,  Щецин и Колобжег (два последних
не были в Речи Посполитой) и, конечно, Люблин. В столице Польши – Варшаве –
одна из площадей с 1919 года также носит название Люблинской унии. Улиц с
названием Люблинской унии нет в Беларуси, Украине и Литве. Отсутствие в
городской топонимике памяти о Люблинской унии в этих странах связано с
исторической политикой властей и интерпретацией учеными значения Речи
Посполитой для современного украинского, белорусского и литовского народов.

События конца 80-х годов XX века в Польше и распад СССР в
1991 г. способствовали развитию идеи включения в нарратив Европейского Союза
стран Центрально-Восточной Европы – Литвы, Беларуси, Украины. Еще в 1990 году
польский историк, профессор Люблинского католического университета Ежи
Клочовский при поддержке Папы Римского Иоанна Павла II организовал в Риме семинар, в котором участвовали ученые из
тогда еще советских республик – Украины, Беларуси и Литвы, а также заграничных
научных центров. В последующие годы такие семинары проводились и в других
городах Центрально-Восточной Европы (Gapski1998, s. 80;
Historia jest wspólna 2006, s. 12).

Ежи Клочовский был профессором Католического
университета в Люблине. Благодаря его усилиям именно Люблин стал местом, где в
1991 году было создано Общество «Институт Центрально-Восточной Европы», а в
2001 году был открыт Институт Центрально-Восточной Европы. Научное общество, а
позже и Институт под руководством профессора Ежи Клочовского расширяли
сотрудничество и налаживали диалог среди представителей интеллектуальной элиты
Польши, Украины, Беларуси и Литвы. Цель деятельности организаций заключалась в
распространении европейских практик в публичном и научном дискурсе данных
стран. Именно память о Люблинской унии и Речи Посполитой послужила основой для
определения географических рамок сотрудничества ученых. Ежи Клочовский в своей
концепции Центрально-Восточной Европы опирался на идеи польского
историка-эмигранта Оскара Галецкого и работы известного представителя польской
политической мысли в эмиграции Ежи Гедройца (Gapski 1998, s.
86).

В 2018 году Институт Центрально-Восточной Европы в том
виде и рамках, в каких работал со дня своего основания, прекратил
существование. В 2019 году создана новая институция – Институт Центральной
Европы, которая на основании закона приняла материальную и интеллектуальную
базу Института Центрально-Восточной Европы. Вместе с новым названием изменения
коснулись и профиля работы – недавно созданный институт стал аналитическим
центром.

В Люблине в 2019 году было организовано празднование
450-летия подписания унии. Инициаторов торжеств объединила идея – «От
Люблинской унии к Европейскому Союзу». Организаторы действа декларировали
желание дальнейшей интеграции стран, некогда входивших в Речь Посполитую, но
уже на основах и принципах, принятых в Европейском Союзе. Вызовом в среде
интеллектуалов Польши, Литвы, Беларуси и Украины стало сохранение традиций,
целей и результатов работы Института Центрально-Восточной Европы. Игнорирование
же бесценного наследия совместной работы может стать угрозой для эффективного
научного сотрудничества и дальнейших совместных исследований, что приведет к
символической утрате возможностей для европеизации стран, некогда входивших в
Речь Посполитую.

Память о Люблинской унии и современная Украина – между забвением и конфликтогенностью.

Курган Люблинской унии во Львове существует и поныне, находясь возле Высокого Замка. В современной Украине это место памяти используется для демонстрации проявления украинского патриотического нарратива – здесь установлен государственный флаг.В независимой Украине, за исключением Львова, мемориализация такого знакового для XVI в. события, как Люблинская уния, в образе памятников и скульптур не имела места. Память о подписании унии сохранилась в форме текстов. Ведущим направлением украинской историографии подписание Люблинской унии рассматривалось как новый этап истории Украины, а украинские земли и украинское население переходило под владычество Польского короля, в результате чего произошло ограничение прав и свобод крестьянства и простых жителей. Период, когда земли современной Украины находились в составе Великого Княжества Литовского, представляется как более лояльный к простому населению. Исследованию Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой посвятили свои работы зарубежные историки. Французский профессор Даниель Бовуа в своей работе представил критический образ польско-украинских отношений, раскритиковав активное польское внимание к наследию Речи Посполитой в современной Украине и Беларуси как проявления того же польского колониализма и империализма (Beauvois 2016, s. 17). Популяризация украинскими учеными казачества как исключительно украинского феномена с акцентом на антипольском характере не служила позитивному нарративу о Речи Посполитой. Историки, общественные деятели и государственные пропагандисты, создавая мифы о Богдане Хмельницком и о его окружении, вошли в конфликт с польской историографией, в которой украинские исторические фигуры XVI-XVII века были наделены диаметрально противоположными характеристиками.

В последние годы в общественном пространстве Украины
заметно изменение отношения к памяти о Люблинской унии. В июне-июле 2019 года
по инициативе Польского института в Киеве – столице Украины – была организована
фотовыставка Равные к равным, свободные к свободным. На
выставке были показаны фотографии архитектурных объектов из Польши, Беларуси,
Украины и Литвы, а также жителей Речи Посполитой в разных костюмах того
времени. Выставка проходила в одном из оживленных мест Киева, у спуска на
станцию метрополитена Золотые Ворота.

В последние десятилетия интеграционные процессы между
Польшей, Украиной и Литвой проходят в военной сфере. Именно память о некоторых
исторических фигурах и событиях XVI века, происходивших в Центрально-Восточной
Европе, была использована для подтверждения общего исторического прошлого трёх
стран. Военный конфликт в Украине, начавшийся в 2014 году, способствовал
сближению Украины, Литвы и Польши в военной сфере. В Люблине была создана
литовско-польско-украинская военная бригада, которая на данный момент выполняет
скорее символическую, чем милитарную функцию, демонстрируя поддержку Украины
странами Центрально-Восточной Европы. Патроном польско-литовско-украинской
бригады был торжественно назначен гетман великий литовский Константин
Острожский (1460-1530 гг.). Представитель шляхты, он был известен тем, что в
1514 году, руководя войсками Королевства Польского и Великого Княжества
Литовского, разгромил под Оршей московское войско. Благодаря созданию военной
бригады, военнослужащие из Украины, Польши и Литвы могут обмениваться опытом, проходя
совместные учения и разного рода тренинги.

Картина. Битва под Оршей 1514 года. Автор неизвестен.

Источник: Bitwa pod Orszą

Фото 5. Мемориальная доска в память о Константине
Острожском на здании штаба литовско-польско-украинской бригады в Люблине.

Источник: архив автора.

Великое Княжество Литовское,Люблинская уния, Речь Посполитая и современная Беларусь – в поисках нового забытого прошлого?

Память о Люблинской унии в Беларуси представлена как в научных и публицистических текстах, так и в меньшей степени в городском и публичном пространстве. В независимой Беларуси историки начали активно популяризировать миф об истоках белорусской идентичности, опираясь на период Великого Княжества Литовского и в меньшей степени на период Речи Посполитой. В белорусской историографии подписание Люблинской унии и последующее за этим события трактуются неоднозначно. По аналогии с украинским нарративом период Великого Княжества Литовского описан как более толерантный к развитию белорусской культуры. Ученые считают, что после 1569 года среди жителей восточных регионов Речи Посполитой произошло вытеснение старобелорусского языка и культуры и соответственно популяризация польского языка (Sahanowicz 2001, s. 247).

В Беларуси в последние годы память о XVI-XVII
столетиях стала более видна и в публичном пространстве. Так, в 2001 году
началась реставрация Несвижского замка. Замок был заложен князем Кшиштофом
Радзивиллом Сироткой в 1583 году и являлся резиденцией тех же Радзивиллов до
прихода советской власти в 1939 году. В послевоенное время исторический замок
выполнял функции санатория-профилактория, находясь в подчинении то войск НКВД,
то удовлетворяя потребности в отдыхе работников села, будучи в составе
“Межколхозздравницы”. С 2015 года в Беларуси происходит реконструкция Старого
замка в Гродно, служившего некогда резиденцией польского короля Стефана
Батория. Популяризации исторических событий периода Великого Княжества
Литовского и Речи Посполитой способствовало проведение в том же году в Гродно
военно-исторической реконструкции. Кроме того, память о Радзивиллах – одном из
влиятельнейших родов Великого Княжества Литовского, отражена в городском
пространстве страны. В Беларуси в 2003 году появилась сеть супермаркетов (на
данный момент насчитывает уже 29 магазинов) под названием Радзивилловский, а
также одноименный ресторан.

В наше время память о Люблинской унии в Беларуси
вытесняется памятью о Великом Княжестве Литовском, поскольку в белорусском
историческом нарративе подчеркивается значение Великого Княжества Литовского
как одного из столпов формирования белорусского национального сознания.

Фото 8. Замок в Несвиже.

Источник: автор: F.farenco,
https://commons.wikimedia.org/wiki/File:QoxlPxvUd_U.jpg.

Люблинская уния и современная Литва – критика, восприятие, переосмысление?

Памятьо Люблинской унии и Речи Посполитой в официальном историческом нарративе современной Литвы имеет своеобразное отражение. Историография этого события в Литве представлена в различных дискурсах, в том числе патриотическом, где образование Речи Посполитой трактовалось как период начала доминирования польской культуры над литовской. Обретение Литвой в 1991 году независимости послужило толчком для прекращения советского влияния на восприятие памяти о Люблинской унии. Частью литовских историков Речь Посполитая и место Литвы в ней начало переосмысляться. Заметна тенденция выравнивания статусности Великого Княжества Литовского и Королевства Польского в составе Речи Посполитой (The History of Lithuania 2015, s. 77-80).

Символическим для Литвы стал 2019 год, когда Сейм
Литвы принял резолюцию, по которой официально включил в государственный дискурс
празднование 450-летия Люблинской Унии. Мероприятия проходили главным образом в
Люблине в Польше, куда прибыли представители власти из Литвы, Украины и
Беларуси. Стоит отметить, что в Литве ко дню коронации литовского короля
Миндаугаса и официальному празднику государственности (6 июля) в Вильнюсе в
символическом месте – Дворце великих князей литовских – была организована
выставка картин Люблин – город Литвы и Польши. В
открытии выставки приняли участие спикер парламента Литвы Викторас Пранцкетис и
глава польского Сейма Марек Кухчинський. Литва, принимая участие в праздновании
450-летия Люблинской унии, поддержала идею внедрения интеграционных проектов
среди стран Центрально-Восточной Европы. Символом позитивных изменений в
отношениях Литвы и Польши стал первый зарубежный визит новоизбранного
президента Гитанаса Неуседы в Варшаву.

Память о Люблинской унии как успешный интеграционный проект для стран Центрально-Восточной Европы?

С развитием национализмов в государствах Центральной и Восточной Европы история стала необходимым инструментом для формирования национальных идентичностей. Со второй половины XIX века происходит набрасывание понятия национальностей на события прошлого, создание исторических текстов в угоду национальным идеям и разного рода политическим проектам. Не обошло стороной это и нарративы о Речи Посполитой. В польском историческом нарративе существует монополия на культуру и наследие этого государственного образования. Создание Речи Посполитой интерпретируется как создание домодерного польского народа. Развитие национализмов в Украине и Литве способствовало формированию собственных интерпретаций этих событий. Разная трактовка одних и тех же событий создала поле для полемики, что не способствовало использованию памяти о Люблинской унии как фундамента для последующих интеграционных процессов среди стран Центрально-Восточной Европы. В результате аннексии Крыма и войны на Донбассе, Украина, Литва, Польша нуждались в символической поддержке друг друга. Польша, Украина и Литва, имея негативный исторический опыт сосуществования с Россией и видя агрессивную заграничную политику Москвы на примере Украины, также заинтересовались популяризацией памяти о Люблинской унии как интеграционного проекта. В польской историографии Речь Посполитая начала интерпретироваться как Федерация народов. Для Беларуси же, в отличии от Украины, Польши и Литвы память о Речи Посполитой используется для создания новой белорусской идентичности. Вызовом для государств Центральной и Восточной Европы, некогда входивших в состав Речи Посполитой, в XXI веке остается сохранение памяти о Люблинской унии. В связи с этим для популяризации европейских практик в Польше, Литве, Украине, Беларуси и России важным представляется использование совместного опыта и активное сотрудничество ученых и представителей интеллектуальной элиты данных государств.

---

Литература

Beauvois D. (2016), Trójkąt ukraiński. Szlachta,
carat i lud na Wołyniu, Podolu i Kijowszczyźnie 1793-1914, Lublin
2016.

Gapski H. (1998), Historyk wobec siebie i
przeszłości. Rozmowy z Jerzym Kłoczowskim, w: Historiae
peritus. Księga Jubileuszowa Profesora Jerzego Kłoczowskiego, pod
red. H. Gapskiego, Lublin, cz. 2.

Getka-Kenig M. (2017), Pomniki publiczne i dyskurs
zasługi w dobie “Wskrzeszonej’’ Polski, Kraków.

Historia jest wspólna. Jan Paweł II Wielki a dziedzictwo
Rzeczypospolitej Wielu Narodów i Europy Środkowo-Wschodniej, pod
red. J. Kłoczowskiego i G. Głucha, Lublin
2006.

Прокопович М. (2008), Копець Люблінської унії:
імперська політика та національне святкування у Габсбурзькому Львові, серія
№3, Львів.

Sahanowicz H. (2001), Historia Białorusi. Od czasów
najdawniejszych końca XVIII wieku, Lublin.

Снайдэр Т. (2014), Рэканструкцыя нацый: Польшча,
Украіна, Літва і Беларусь 1569-1999, Варшава.

Sulima-Kamiński А. (2000), Historia
Rzeczpospolitej wielu narodów 1505-1795, Lublin.

The History of Lithuania (2015), ed. by A. Eidintas, A. Bumblauskas, A. Kulakauskas, M.
Tamošaitis, Vilnius.

Zętar J., Unia Lubelska –
przedstawienia Unii Lubelskiej w sztuce, Ośrodek
Brama Grodzka Teatr NN, http://teatrnn.pl/leksykon/artykuly/unia-lubelska-przedstawienia-unii-lubelskiej-w-sztuce/
[03.03.2020].

---

Korekta: Anna Jawdosiuk-Małek

Zapraszamy na VI interdyscyplinarne seminarium: Zrozumieć „Młodszą Europę”. Misja i historia Instytutu Europy Środkowo-Wschodniej w Lublinie.

W ramach debaty, w której wezmą udział dr Katarzyna Pełczyńska-Nałęcz (Fundacja im. Stefana Batorego), dr hab. Mirosław Filipowicz prof. KUL i dr hab. Sławomir Łukasiewicz, prof. KUL przybliżona zostanie badawcza, formacyjna i kulturowa działalność IEŚW oraz rola i znaczenie tego typu instytutów w dyplomacji i polityce historycznej, w odniesieniu do relacji między historiografią, pamięcią historyczną i wielowymiarową polityką państwa.